Институт недвижимости и информальной юстиции

4 сентября 2011 года состоялось заседание Президиума Международной академии социальных технологий, на которой выступил президент академии и научный руководитель Института недвижимости и оценки  Юнацкевич Петр Иванович с гуманной концепцией права и образования.


Юнацкевич П.И. Гуманное право и образование. Санкт-Петербург,
Международная академия социальных технологий, 2011.


Нам очевидна проблема: семья и школа как институты образования и правового воспитания рухнули, пропали. Учитель с точки зрения современного ученика перестал быть авторитетом. В школьной аудитории учителя перестали серьезно воспринимать. Он превратился в глазах некоторой группы учеников в «лузера», «лоха». Он не пользуется у учеников уважением из-за того, что не имеет достаточного количества денег, которые стали мерилом детской оценки успешного человека. Учитель, лишенный в глазах детской аудитории статуса успешного (т.е. богатого) человека, перестал быть объектом воспитания, его пожелания остаются светскими проповедями и поучениями, которые не задевают души учеников.
Родителей также перестали уважать. Они не авторитеты, если не имеют достаточного количества денег. Детская мечта стала предельно простой: «хочу стать баблонафтом». Все остальные профессии воспринимаются предельно утилитарно: «сколько денег мне дадут за эту работу», и «зачем так долго учиться, чтобы так мало получать?»
С другой стороны политические лидеры обращаются с призывом, чтобы миллионеры (имеются в виду обладатели мировой валюты, которую все обязаны использовать при торговле сырьевыми ресурсами) пришли в школы и стали учить детей быть успешными (т.е. богатыми) людьми. Но смогут ли миллионеры учить детей? Современные миллионеры в школу не пойдут. Если они начнут рассказывать о своей карьере, то будет непонятно, почему их не арестовали и куда смотрит прокуратура и полиция. С другой стороны, зачем миллионеру учить чужих детей, когда у него со своими детьми такие же проблемы и полная потеря авторитета, нет уважения, наблюдается полный разрыв и холодная война ненависти и взаимного презрения. Впрочем, данная проблема не нова, и о ней ярко писал Федор Михайлович Достоевский в своем романе «Братья Карамазовы».
Раз в семье и школе нет авторитетов, то такая категория как «воспитание», являющаяся неотъемлемой частью образования, - не работает. Школа и семья перестали воспитывать. Вся нагрузка на регулирование поведения перешла на социальный институт права. Все свои надежды на ограничение невоспитанности стали перелагать на функции права.
Но что такое право в понимании социального технолога?
Право, по нашему мнению, должно обеспечивать баланс двух нравственных интересов:
1. Общественное благо или общественная безопасность.
2. Личная свобода человека.

Право – это механизм обеспечения баланса нравственных интересов общественной безопасности и личной свободы.
Если право делает крен в сторону общественной безопасности, то начинается неизбежная борьба с врагами веры, народа, демократии и свободы под печально исторически известным девизом: «всех расстрелять»; «всех посадить», «всех наказать».
С другой стороны, если право делает крен в сторону личной свободы, то воспитания также не происходит, так как «Васька слушает, да есть», т.е. объект воспитательных воздействий категорически игнорирует все советы и рекомендации, не обращая внимания на субъект воспитательной работы.
В этих условиях о самом воспитании говорить становится непристойно. С потерей авторитетов (субъектов воспитания) в социальный штопор входит и само право. Такой важнейший инструмент права как «наказание» перестает работать. Цель наказания – нравственное исправление, а не физическое мучение, тем боле смертная казнь или убийство.
Нравственное исправление обеспечивается воспитанием, т.е. участием в наказании авторитета, лица (или социального субъекта, например, государство), с мнением которого объект наказания считается. Однако современный объект наказания (преступник, правонарушитель) не уважает ни государство, ни его должностных лиц. Поэтому все чаще прибегают к наказанию ради самого наказания, угрожая физическими страданиями и смертной казнью или убийствами. Но историческая практика показала, что угрозы расстрелов не сломили партизан, разведчиков, солдат и офицеров, идущих на смерть в бою. Современная практика показывает, что и преступник не боится смерти, идя на преступление, так как через преступление он получит доступ к высшему авторитету современности – деньгам.
Получается, что реально воспитывает только один «золотой телец» (деньги). И его воспитание крайне просто – все ради денег и только деньгами. Но у многих граждан денег нет, а в ряде стран мира живут люди, у которых нет даже прав гражданина. У них на протяжении всей жизни нет паспорта, их не существует в официальном документообороте, они числятся на уровне живого скота, при этом являясь людьми, имеющими право на достойную жизнь.
Мы наблюдаем социальный штопор, в обществе умерли два важнейших социальных института: семья и школа. В государство как авторитет никто не верит, суды не работают. Право используется для узаконивания беспредела, наказания оппозиции, обеспечивает раздачу только физических страданий и калечит людей, превращая их в сознательных врагов цивилизованного западного общества. Во многих восточных обществах право совершило крен в сторону общественной безопасности, и личная свобода граждан оказалась невозможной или весьма затруднительной. По сути, и общество не сложилось, все решают за него и от имени народа – бесформенного субъекта или несуществующего субъекта. Западное общество, которое оказалось более цивилизованным и выдвинуло идеалы демократии и свободы на первый план, все равно вошло в штопор из-за того, что социальный институт права лишился авторитета, из него выпало правовое воспитание. В государство перестали верить и стали поклонятся деньгам. Правосудие стало явно продажным, а смертные казни, например в США, приобрели публичный характер, что говорит о глубоком кризисе права у мирового лидера продвижения свободы и демократии – США.
Как западному обществу выйти из штопора?
Мы обратили внимание на следующее свойство социального паразита (социального субъекта, живущего за счет других социальных субъектов): паразит актом своего действия обнаруживает свой мир и нуждается в обратном действии.
Это обратное действие должно регулироваться правом, иначе возможны перегибы обратного действия с летальным исходом для паразита, что не гуманно и бесчеловечно. Месть – это исключение раскаяния и воспитания. И по этой причине она сама по себе является процессом бездуховным, безнравственным.
Право служит реальному интересу нравственности и не должно ему противоречить. Если закон противоречит нравственности, то есть санкционирует вред человеку ради целей общественной безопасности или личной свободы, то он не соответствует существенным требованиям права.
Существенное требование права – обеспечение баланса нравственных интересов общества в безопасности и личной свободы каждого человека.
Действие или бездействие субъекта должно определятся побуждениями, прямо вытекающими из нравственного закона или правила «Три С»: не вреди себе, соседям, среде ни мыслью, ни словом, ни делом; созидай для себя, соседей, среды мыслью, словом, делом.
Настоящая причина нанесения вреда: сознательное действие, воля человека. Совершенное преступление есть результат внутреннего духовного процесса, и раскаяние есть всегда. Каждый преступивший закон делает это ради денег и кается в душе, что делает это, но не видит или не находит другого способа выжить.
Настоящее наказание преступник или вредитель получает не от земного суда, а от суда Бога. А дискурсивная сетевая процедура и есть современный аналог «Божьего суда». «Глас народа – глас Божий».
Ни какое действие преступника (вредителя) не упраздняет безусловных прав человека. Судебная репрессия часто упускает это из виду и сама фактически является насилием, как и само преступление. По сути, смертная казнь или пожизненное лишение свободы – это устранение свидетеля, обеспечение физической боли при отсутствии раскаяния и исправления.
Задача наказания – не физическое мучение, а нравственное исцеление. В идеале в тюрьме должны быть созданы не развращающие, а морализирующие условия и действия.
Исправлять должна нравственность.
Дискурсивная сетевая процедура – это необходимая мера предупреждения преступления, необходимая оборона себя и других, средство воспитания.
Дискурсивная сетевая процедура удерживает человека от вредного действия, тем самым защищает его от совершения преступления или иного вреда себе, обществу, среде обитания.
Дискурсивная сетевая процедура работает без ненависти к злодею, ради него, без отмщения и физических мучений.
Сегодня понятие «преступление» и «наказание» стали рядом с понятием «обида»: кто-то обиделся на кого-то и заплатил, или, используя административный ресурс, обеспечил привлечение к уголовной ответственности своего оппонента и даже его осудил.
Но это месть, здесь нет раскаяния, нет нравственного исправления. Часто осужденный выступает более порядочным и нравственным человеком, чем тот, кто его «заказал».
Поэтому не удивительно видеть, как одно лицо привлекает другое лицо к уголовной ответственности только по той причине, что они что-то не поделили, или это просто отъем собственности и активов по всем правилам юриспруденции. «Дуралексы» (юристы от слова «юра») за деньги или хорошую должность узаконят любой произвол заказчика. Обидное превращение слуг закона в «дуралексов» нужно остановить, иначе все правовые реформы завершатся уходом порядочных юристов и следователей из юридической практики и доминированием на рынке правовых и судебных услуг «дуралексов».
Дискурсивный процесс лучше судебного. В нем трудно развернуть торговлю и быть «дуралексом». Наша практика показала, что в дискурсивном процессе возможен созидательный результат для всех.
Смертная казнь и пожизненное лишение свободы духовно вредны!
Нет такого злодея, который бы не мечтал исправиться, забыть, вычеркнуть из памяти тот вред, который он совершил.
Смертная казнь и пожизненное заключение – есть отрицание нравственного отношения к человеку вообще.
Недопустимо продвижение свободы и демократии через смерть людей. Не допустима борьба со свободой и демократией с использованием насилия и убийств. Террор – это всегда навязывание безнравственности меньшинства большинству. Современное правовое сознание должно формироваться на базе гуманного отношения к человеку и исключать для него вред при любом поводе ему этот вред нанести. Месть – это признак слабости и незаконности. Сила закона в нравственном исцелении. Правовое действие должно строиться на воспитании, а не на силе и угрозе физических страданий.
Как это обеспечить? Только за счет новейшего подхода, который мы назвали «гуманное право» или дискурсивное право, дискурсивная юстиция, дискурсивный суд, дискурсивное дознание и следствие.
В ходе некоторых правовых экспериментов мы убедились, что, например, общественное обсуждение материалов, уличающих в преступлении или вреде, обладает значительным воспитательным потенциалом. Да, некоторые из преступников и вредителей не уважают государство, семью, школу, церковь, но они считаются с мнением общественности и боятся дискурсивной процедуры больше, чем закрытого следствия, суда и отбывания наказания.
Также в ходе исследований мы обнаружили, что наши социальные технологии в бизнесе гарантируют принудительное исполнение свободно принятых обязательств.
Сегодня право плохо регулирует свободные договоры, а дискурсивная этика дополняет право.
Право в интересах личной свободы позволяет людям творить вред, оно разрешает быть безнравственным в достаточно широком пределе. Без практической этики как дискурсивной сетевой процедуры массовой этической оценки социальных действий, событий и фактов, трудно восстановить все функции права и обеспечить исполнение обязательств без пролития крови, физических страданий и насилия.
Задача права и практической этики – не строить рай, а избавить человечество от ада на земле.
Деградация права заключается в том, что многие преступления (гражданского характера, пока мы не рассматриваем уголовные преступления) начинают рассматриваться как личные ссоры субъектов. В правовые решения закладывается месть как воздаяние вредом за вред. Призывы высших должностных лиц к воздаянию вредом за вред указывают на очевидность кризиса социального института права, который превращен в слугу и действует по платному или административному заказу и прейскуранту.
Беспристрастность – другое название справедливости. Наши задачи для спасения социального института права – это вкладывать духовные и материальные силы и средства в воспитание, а не в полицию. Воспитание реанимируется через дискурсивные процессы.
Для спасения образования нужна подготовка учителей и сохранение золотого фонда образования – профессорско-преподавательского состава образовательных и научных учреждений, имущественный ценз которых непростительно низок и поэтому бесполезен как воспитательный инструмент. С другой стороны из бизнесмена научного работника или учителя не сделать, так как навыков обучения, воспитания и исследовательской работы им ни кто не передавал. Для эффективного воспитания одинаково бесполезны как нищий профессор, так и предприниматель с купленным дипломом кандидата или доктора наук.
В любой момент каждый гражданин может стать нравственным уродом, но исправление нравственного уродства также легко, если погрузить нравственного урода в дискурсивный процесс. Концентрация внимания общественности и массовые этические оценки обеспечат эффект информационного концентратора (своеобразной социальной линзы), который запустит голос совести: совесть – это тысяча свидетелей. Дискурсивная этика затыкает «дыры» в законах и образовании. Дискурсивная процедура обращается к общественному мнению, ориентирована на общественность как квази-субъект, для которого характерно рациональное обсуждение проблемы или вопроса.
Внедрение дискурсивного подхода, основанного на нравственном законе, в современное право, образование и бизнес является единственным средством, позволяющим выйти из социального штопора современному западному обществу и тем социальным субъектам (государствам, корпорациям, объединениям и гражданам), которые декларируют о выборе западного пути развития.